Ударные труды мостовиков и механизаторов желдорвойск. 1972 год

Сергей Лелеко,
майор в отставке
железнодорожных войск СА.
18.08.2010 г.,
г. Тюмень

Летом 1972 года объявили тактико-специальное учение (ТСУ) нашей Конотопской железнодорожной бригаде – на Тернах круглосуточная, ударная работа. Там же, напротив какого-то парка – стоял наш гарнизон. Войска – с противогазами – на случай «ядерного удара» и «радиоактивного заражения местности».

Овраг за оврагом – местность очень пересечённая, косогорная, поэтому водопропускных труб в 19 веке построено с десяток, а уклон очень крутой: врать не хочу, но тысячных наверное 10 был, не меньше - таков заезд на станцию Лубны. Крутые кривые и однопутка, конечно же, сильно препятствовали нормальному движению современных тяжёлых поездов на такой грузонапряжённой однопутной линии. Почти все тяжеловесы самостоятельно в направлении ст. Лубны со стороны Ромодана заехать не могли – только с тепловозом-толкачом, который потом возвращался на станцию Солоницкая. Самая большая труба имела постоянный водоток, а внутри её, в самом «сердце насыпи», большая глыба льда не таяла даже среди лета! Если бы не это обстоятельство, то любой из автокранов нашего мостового Хутор-Михайловского батальона, в принципе, мог бы легко туда заехать; а сводчатый профиль и, в особенности, оголовок трубы с выпуклыми цифрами «1898», красиво сложенный настоящими мастерами из бутового камня, был просто шедевр архитектуры.

Мне, тогда уже секретарю комитета комсомола части, нужно было своей работой среди личного состава «мобилизовывать, нацеливать и поддерживать» полезную инициативу, помогать в организации соцоревнования и выпуске боевых листков. И вот – бегаю через холмы туда – сюда; а ниже наших труб, совсем местами в двух шагах буквально – большая большая деревня Терны тянется километрами, где живут очень добрые и хлебосольные люди, которые очень хорошо относились к нашим солдатикам всех наций и народностей, жалея их по-своему. И вот пробежишься от трубы к трубе разок, возвращаешься – а уже почти все воины пьяненькие и закусили даже… Т. е., уже «проявили инициативу» - начинаешь искать взводного, чтобы разбираться и меры принимать… Надо сказать, что винный вопрос тогда в округе был актуальный и проблемный, нам он тоже навредил немало – нечего скрывать. Место-то опасное – поезда ходят непрерывно! Через пару – тройку таких оврагов – и мехбат трудится моего друга Паши Станкевича, лейтенанта с моего же выпуска – засыпает уже удлинённую нами трубу, наступая мостовикам «на пятки»… Иду к нему поделиться проблемой; сидим на травке сверху и смотрим, как чётко работает рота механизации Конотопского мехбата, разрабатывая в глиняном карьере, совсем недалеко от трассы, грунт стареньким экскаватором Э-505. Снуют самосвалы МАЗ-503, и за этим всем процессом, с видимым удовольствием, наблюдает уже немолодой и лысоватый, командир роты капитан Шакин. Легендарная и очень уважаемая в батальоне личность – пример молодым офицерам – взахлёб сообщает мой друг и комсорг мехбата Паша. Товарищ капитан готовится к «дембелю», поэтому руководит процессом дистанционно – сверху, через взводных и прочих «ординарцев», один из которых соорудил для него навес из простыни и принёс табуретку. И вот сидит ветеран, пьёт холодную водичку и душа у него, чувствуется, радуется – дело идёт хорошо!

Вдруг он замечает серьёзное нарушение техники безопасности: в забое экскаватора образовался большой козырёк глины – его полагается обрушить. И он величаво отдаёт распоряжение - ординарец побежал вниз, в карьер, передать приказ ротного начальнику смены и экскаваторщику. Войска бросаются исполнять наверх с лопатами, землеройный комплекс временно остановился, а мы с Пашей всё это наблюдаем сверху, от железной дороги. Наконец, минут через двадцать нужный результат достигнут – козырёк падает вниз, в карьер, к самой гусенице экскаватора; но тут, почему-то вдруг, оказался солдат - и его этот грунт частично прижимает к гусенице! И это – на глазах у всех, включая командира роты! Шакин вскакивает, быстро натягивает сапоги и, с рыком возмущения нерадивостью своих недоумков-подчинённых, не дающих спокойно уволиться в запас, мчится вниз, к экскаватору. Солдат орёт благим матом – видимо, больно ему. Мы с Пашей тоже вскочили и стоим с открытыми ртами…

Когда ротный подбежал, парня уже освободили от земли – Шакин что-то ему говоря, начал ощупывать по-отцовски: что где болит, мой мальчик…? Весь живот – в крови, уже МАЗ наготове, чтоб в больницу везти воина: но вот Шакин выпрямляется и в упор смотрит на… машиниста. Для нас – немая сцена; что происходит?! Слышно плохо – далеко же, но ясно, что ротный «ревёт» и все вокруг сразу – в рассыпную. Экскаваторщику – видим – достаётся по шее, а помощнику, «раненому в живот», сапогом под задницу!!! Вот это да! Что ж случилось-то? Оказалось, что солдатик – помощник машиниста, посланный им же на МАЗе за «Солнцедаром» в ближайший магазин (там могли солдату и бесплатно дать в то время), не вовремя оказался там, где падал козырёк, там его и придавило, причём три бутылки из четырёх разбились, и… было страшно. Вот такая история – молодёжь рвалась к удовольствиям, даже очень сомнительным, даже во время тактико-специальных учений! Даже в присутствии такого авторитетного командира! И смех, вроде, и грех: но Бог-то всех хранил и всё обошлось…

…А через пару дней хлынул ливень: большинство наших кранов, с огромным трудом установленных на косогорах у монтируемых труб, сползли прямо в котлованы и были просто залиты! Это было горе – ждать, когда всё высохнет, потом вытаскивать тракторами, вычищать и мыть технику, просушивать, чтобы снова её туда устанавливать!

А оголовок той, самой большой трубы, надо было убрать – чтобы к старой трубе приставить нашу, П-образную, простую как две копейки (не уверен, что такую же прочную) трубу из сборного железобетона. За неделю целый взвод солдат, в основном из Средней Азии, уничтожил несколько ящиков пик для отбойных молотков, но… раствор кладки 1898 года не поддавался! Компрессоры – в сторону! Эту задачу удалось выполнить только вручную, ломами! Конечно, это был адов труд – но другого пути не оказалось.

Сейчас над этим местом пробегают поезда, ведомые электровозами, а водичка – я думаю, так и течёт, и впадает по-прежнему в реку Сула. И лёд в трубе лежит по-прежнему, только его больше. И в этой насыпи, сооружённой доблестными подчинёнными капитана Шакина, объёмом, как я предполагаю, тысяч в триста – четыреста кубометров, стоит наша труба, и лежит с зимы 1973 года… думпкар (это такой вагон-самосвал для перевозки и выгрузки сыпучих материалов), упавший туда при разгрузке вместе с мёрзлым грунтом… Так бывало в войсках, и не один раз. Безвозвратные потери, не влиявшие на скорость движения поездов в будущем. Не видимый никому памятник нашему труду на благо Украины.